Тест Люшера родил что-то о моей потребности в положительной (длительной? Не помню) привязанности. Пойду испытывать привязанность к пледу.
Погода серая, небо вот-вот рассыплется на город мелким холодным дождиком. Отдельные крупные капли потихоньку капают на дисплей сотового. В плеере играет что-то грустное, сижу себе на детской качельке около дома, никого не трогаю. Шуршу ногами по влажному каменистому песку – низко, никак не могу раскачаться, ноги мешают, хотя не такая я уж и высокая. Во дворе ник-кого нет. Шлю смс-ки Ленке в Анапу. Откуда-то из-за угла выворачивает молодая мама с двумя детьми, года по три каждому. Один садится на такую же качель напротив и упрашивает маму раскачать. Визжит от радости. У него ноги не достают до земли. Черт. Завидно.
А в автобусе был кондуктор, похожий на Декстера Холланда. Убейте меня.
Each passing day
Every passing face
Seems like such a blur.
Перед Оперным, за монументальным памятником Ленину и традиционной группе - красноармеец, рабочий, колхозник, знаете что? Совершенно здесь чужие, странные среди тополей, стоят в больших металлических кадках с колесиками две пальмы. А небо разных оттенков серого, и с молочными разводами. У нас здесь холодно. И дождь обещали к вечеру.
Бедный Ленин, пальмы, да еще прямо у него за спиной - элемент буржуазной роскоши среди суровых сибирских просторов. И мелкие городские птички, садящиеся иногда прямо на гладкую каменную лысину. Тяжело, наверное, быть памятником.
И оффспринговские тянущиеся песни снова совсем родные, пасмурно-прохладных дней это песни. Через гитарные рифы (ведь рифы же, да?), быстрые ритмы, и жизнерадостные аранжировки мелькает грусть какая-то, что ли. Или просто мне так хочется, а потому и кажется. Снова чувствуется тот самый первый привкус, остававшийся от этой музыки, а ведь уже год прошел.
Мне вечно душно, поэтому предпочитаю мерзнуть, но окна держать открытыми.
Правда у меня красивая заставка?